Трасса и воля - Часть 6

Начинал он на ГАЗ-51, где приходилось спать сидя. А здесь у него диванчик, ноутбук со скайпом, сало, собственная кухня с продуктами и даже древняя русская пивная кружка, чтоб можно было вечерком на стоянке взять разливного и малость отвести душу. Говорю с этим огроменным, доброжелательным, компанейским дядькой-дальнобойщиком и чувствую: после утраты супруги — неописуемо одинокий и при всем этом счастливый в собственной работе человек

Смотришь на грузовики и видишь всю жизнь, всю страну. Идут они грязные, с бортами, на которых до сего времени не стаял снег Архангельской области; с колесами, в которые впечатались камни Алтая; с капотами, пропыленными на Кубани; с лобовыми стеклами, на которых суровые люди вывешивают табличку «Пломбы», а весельчаки докладывают постам ГИБДД: «Пустой. Трезвый. Средств нет». Притормаживаешь у «кармашков», где собираются стада запаленных, томных, вялых от пробега привезенных из других стран грузовиков, которые 1-ый собственный миллион км прошли в Германии либо Америке, а доживать свою жизнь приехали в Россию, — и видишь этих тихо-улыбчивых и каких-либо потерянных мужчин, для которых родная страна не выстроила на обочинах ни гостинички с дешевенькой кроватью, где бы он мог подремать четыре часа; ни душевой кабинки, чтоб мог он смыть с себя даже не пыль и грязь, а въевшуюся в тело вялость; ни прачечной, где бы ему могли в полчаса простирнуть его пропахшее соляркой и позже белье. Так он и прется в солярке и поте со своими 47 тоннами металла и 15 тоннами халвы, придавливая к полу педаль акселератора, дергая правой рукою рычаг, чтоб перейти со скорости на скорость. А дергать ему длительно: у большого зарубежного грузовика Volvo, Scania либо MAN мотор в 500 сил и 16 скоростей.

Наши тоже на дорогах бывают. Вот плетется старенькый ЗИЛ с голубой кабиной и газобаллонным оборудованием. У него ростовские номера, и его внесло со случайным грузом в Москву, а сейчас он снова уходит на родной юг, чтоб прихватить там кирпич и везти на север, а там прихватить брус и везти на юг. Он еле ездит, но все равно ковыряется, и барахтается на дороге, и тоже желает жить, и имеет надежду на счастье, и считает, что у него «бизнес». А вот с натужным ревом прется в Москву белоснежная «Газель» с обитым досками кузовом, в каком стоят, притиснутые друг к другу, 20 баранов. В кабине «Газели» два джигита. Рации у их нет, связаться с ними нереально, да они и не желают ни с кем связываться, они гордо движутся сами по для себя. А слева от меня вдруг проносится с воем большой южноамериканский грузовик, отличающийся от европейских выступающим вперед двухметровым капотом. Капот в случае удара защищает водителя, отчего про такую машину и такового дальнобойщика молвят: «Два метра до погибели!» Вообще-то у грузовиков интегрированы ограничители скорости, не дозволяющие им ездить резвее 90 км в час, но умельцы режут провода, передергивают зажигание на ходу и снимают ограничение, тогда и про их молвят: «Он отвязан!» Этот, на собственном «янки», прет все 120. Страшно глядеть на гневно парящий в левом ряду большой грузовик, но происходящее в мозгах шофера я понимаю. Жизнь идет, супругу не лицезрел с конца февраля, дочка нахватала двоек по геометрии, в кузове 30 тонн скоропортящегося продукта, средств в кармашке грош с копейками, в рации мат, на обочине караулят менты — а ну-ка, мужчины, пропустите меня, мне до вечера нужно проехать еще пол-России!